Коричневеющий Петербург.
Консульский чиновник государства Израиль долго смотрит на документ. Изумляясь, в каком же гебушном архиве мне выдали такой подлинник…
***
Читаем:
“Удостоверение. Александрийское Повст. (Полит?) бюро удостоверяет, что предъявитель сего Борох Самсонович Лучинский, Ноэми Гершовна Лучинская и Даша Лучинская, есть действительно отец, мать и сестра зам…Повст. (Полит?) бюро и члена чрезвычайной военно-революционной тройки Александрийского уезда тов. Лучинского Григ. Бор., которые отправляются в гор. Бобройск Минской губ. по месту жительства. Подписи, печать.”
Документик исполнен на обороте какого-то банковского бланка с “ерами” и “ятями”. Имеются даже штампы каких-то “красных” с отметками о прохождении населенных пунктов.
Зачем моего прадеда с семейством понесло из Украины в Бобруйск (дед родился и вырос где-то на Полтавщине, а в люди выходил на заводе в Екатеринославе- Днепропетровске), не знаю. Деда я застал и помню. Он умер, когда мне было шесть лет. Про свою чекистскую молодость мне, естественно, не рассказывал. А отец вспоминал давние байки своего деда Баруха о том, как “Гришенька сделал отцу бумагу, чтобы красные не трогали”.
Потертая бумажка из 1920 года. Дедов архив, хранителем которого я давно являюсь.
Давным давно, в сопливом возрасте, по недоумию, лично склеил её изолентой. Так и осталось. Теперь не отодрать.
Ввиду отсутствия надлежащей техники прочитать отдельные части слов невозможно.
Не очень понятна организация “повст. бюро”, или “полит. бюро”. Хотя упомянутые подразделения в Украине, где тогда служил мой дедуля, многое разъясняют. Да и стаж чекиста у деда таки с двадцатого года.
***
Дед прошелся по всему ЧК-ГПУ-НКВД и закончил службу в “органах” преподавателем криминалистики в Омской школе милиции. Перед войной. Комисован по здоровью.
На фронт пошел добровольцем уже из Ленинграда. Рядовым. Воевал на Ленинградском фронте. Выжил. В отличие от умершей в блокаде моей бабушки.
Окончательно комисован по ранению в 44-м. Умер в 58-м.
***
– Зачем вы хотите в одиночку ехать в Израиль? Вам шестьдесят один год. У вас слабое здоровье и мало перспектив, – задумчиво вопрошает консульский.
– Знаете, здесь сейчас становится уж очень нехорошо…, – пытаюсь описать российскую действительность, но не успеваю.
– Спасибо. Я боялся, что вы начнете мне рассказывать про голос еврейской крови, – с облегчением прерывает меня чиновник.
***
Боюсь, что 21-летний Гришенька из “военно-революционной тройки” своего, пережившего его по возрасту, внука поставил бы к стенке. Тогда.
Сейчас, думаю, не стал бы.
***
…А консульский чиновник провозглашает официальную формулу: “Вы подтвердили ваше право на репатриацию. Я вас поздравляю!”
2014 год.
